Наверное, мы никогда не полюбим этот стиль. Может быть, должно пройти какое-то время, когда забудутся стёртые подоконники и заржавленные балки советских домов.
Слишком похожей кажется та старая советская эстетика на преднамеренно неряшливый и, как ни странно, до сих пор популярный необрутализм. Название, собственно, почти случайное. Возникший в пятидесятых как реакция на официальность приглаженной коммерческой архитектуры, новый стиль, казалось, отвергал само понятие красоты. Но даже в самых крайних своих проявлениях он никогда не был грубым, жестоким, и, даже, зверским, то есть брутальным, о чём вам наверняка, расшифровывая это понятие, поведают толковые словари.
Вообще, основная идея необрутализма не была такой уж оригинальной и сводилась к отрицанию эстетических норм традиционной культуры. Идея, действительно, не новая. Как мы помним, архитектурный функционализм двадцатых легко распрощался с декоративностью предшествующих стилей. Но тогда создавалась новая красота - красота простой геометрической формы, с логически выверенной композицией и функциональным порядком. А брутализм отвергает даже это, утверждая новую функциональность естественного, противоречивого и беспорядочного. Это была архитектура открытых конструкций и коммуникаций. Вспомнить хотя бы школу в Ханстентоне (Англия,1954), считающуюся первой постройкой необрутализма. Её авторы - супруги Элисон и Питер Смитсон использовали в организации пространства всё инженерное оборудование, включая трубопроводы и кабели электросети. Школа - объект не случайный. Необрутализм пятидесятых как раз и сосредоточен на общественных постройках. Аскетизм его выразительных средств в некоторых случаях подчёркивает бескомпромиссность прессы (здание редакции журнала "Экономист" в Лондоне, архитекторы Э. и П. Смитсон), обыгрывает ситуацию безденежного студенчества (группа общежитий студенческого городка Отаниеми близ Хельсинки, созданные Кайя и Хейкки Сирен) или символизирует бескорыстие религии (миланская церковь "Мадонна бедных", построенная Л. Фиджини и Л. Поллини). Отвергая любые варианты отделки, бруталисты как бы заново постигали уже известные материалы. И, например, монолитный железобетон, не отделанный и хранящий на своей крупнофактурной поверхности следы множества случайностей (от прикосновения рабочих рук до слепка опалубки) становится их излюбленным материалом. Бедность применяемых средств, а это - стены из неоштукатуренных шлакобетонных блоков или кирпича сомнительного качества, неструганные брусья и доски потолка, ржавые стальные детали каркаса надолго стали визитной карточкой этого стиля. Однако честность незагримированных материалов, отвергающая любую попытку приукрашивания скоро сама переросла в декоративный приём. Вспомните, как любили в семидесятых и восьмидесятых грубость крупнозернистых фактур. Сегодняшний вариант необрутализма никоим образом не напоминает своего предшественника. Как правило, элементы его неприглядной "честности" включаются в современную комфортабельную, а зачастую, и просто роскошную обстановку. Вообразите себе золочёную антикварную мебель на фоне обшарпанных стен, или ржавеющую чугунную ножку шероховатого деревянного стола в только что отделанной гостиной. Но видимый мезальянс иногда привносит и некую игру, провокацию как излюбленный приём новейшей оформительской культуры. Это настоящая драматургия столкновения выделанных, доведённых до совершенства форм с безыскусностью бруталистских вещей. При этом не ясно, что в таком пространстве более ценно: дорогая вещь или подлинная ценность естественного, непринуждённого.
